(продолжение)
Затем приходит время разочарований,
обычно связанное с периодом испытаний,
с чувством одиночества, с ностальгией
по дому, когда терпишь в чём-то неудачи,
когда неудовлетворён авторитетами. В
течение этого времени "депрессии”
всё становится мрачным; тогда замечаешь
только недостатки других и общины; всё
удручает. Появляется впечатление - ты
окружён лицемерами, которые думают
только о законе, о нормированном
распорядке, о структурах или что,
напротив, они совершенно неспособные
и некомпетентные организаторы. Жизнь
становится невыносимой.
Чем больше такие люди раньше
идеализировали общину, ценили её
ответственных, тем больше разочарование.
С прекрасных высот они неожиданно
низвергаются в пучину обыденности.
Если им удаётся преодолеть этот второй
период, они входят в третий, период
реализма и подлинной вовлечённости в
общину, в период союза. Члены общины не
являются ни святыми, ни бесами, но
людьми, смешением добра и зла, мрака и
света, и каждый растущий живёт в надежде.
Именно сейчас вновь прибывшие пускают
корни. Община не пребывает ни на высотах
великолепия, ни в бездне безотрадности,
но здесь, на земле, и они готовы идти с
ней и в ней. Они принимают других и
общину такими, какими они являются, и
верят, что все вместе они смогут вырасти
во что-то более прекрасное.
Вовлечённость в жизнь общины прежде
всего – не какая-то активность, как это
случается с размеренным ходом нашей
жизни, когда мы вдруг вовлекаемся в
деятельность какой-нибудь политической
партии или в профсоюз. Этим последним
нужны воины, готовые к борьбе, отдающие
своё время и свою энергию. Община же
представляет собой что-то совершенно
иное. Её члены отвечают на призыв Божий
жить во взаимной любви, в молитве, в
совместной деятельности и помогать
бедному, взывающему о милосердии. И это
происходит скорее на уровне нашего
бытия, чем на уровне поступков. Глубокой
вовлечённости в общину более или менее
предшествует признание того, что человек
находится "у себя дома”, что он
составляет часть того же тела, что он
вошёл вместе с другими в Союз с Богом
и с бедными, ожидающими плодов помощи
со стороны общины. Что-то подобное
происходит в браке: жених и невеста,
перед тем как вступить в супружеские
отношения, признают, что что-то родилось
между ними, и что они созданы друг для
друга. И только признав это, они принимают
окончательное решение отдаться друг
другу в браке и остаться верными ему.
Таким образом, в общине всё начинается
с признания, что люди созданы для того,
чтобы быть вместе. Однажды утром они
просыпаются и обнаруживают, что связи
завязались; тогда энергично принимается
решение войти в общину и пообещать ей
свою верность, решение, которое в свою
очередь община должна утвердить.
В "Ковчеге” встал вопрос: община
состоит прежде всего из помощников,
пришедших свободно, исходя более-менее
из одних и тех же оснований, или, скорее,
из людей, нуждающихся в заботе, которые
не решили прийти, но их сюда доставили?
Опекающие и опекаемые хотели бы создать
одну, а не две общины. Это верно в теории,
но на самом ли деле не от помощников
исходит стремление создать между собой
общину, чтобы найти в ней внутреннее
удовлетворение? Это очень трудно и
требует в некотором смысле смерти для
собственного бытия, создания настоящей
общины с самыми бедными и отождествления
с ними. Чем больше ты в эмоциональном
смысле близок к помощникам, тем более
ты рискуешь отдалиться от бедных. Нельзя
одновременно отдать своё сердце всем
и повсюду.
Но можно идти дальше. Нужно ли
ограничивать общину, "мой народ” теми
- помощниками и опекаемыми - кто живёт
вместе под одной крышей? Не включает
ли она также и соседей, людей из квартала,
друзей? По мере того как человек
возрастает в любви, как сердце его
"расширяется”, по мере того как община
в самом узком смысле этого слова
достигает определённой зрелости,
реальность общины, "мой народ”
расширяется. Но остаётся факт, что
каждый человек, живущий в общине, должен
ясно определить свои приоритеты. К чему
он должен прилагать свою энергию? Кому
он должен дать жизнь?
Иногда некоторые общины слишком
отдаляются от своих целей. Их члены не
знают толком, кто "их народ”. Они не
знают, на какие вопли им нужно отвечать.
Они не знают, почему мир и святость
должны возрастать при свете. Они не
знают, что призваны стать источником
жизни для своего "страждущего народа”.
Некоторые люди боятся приближаться
к тем, кто находится в состоянии отчаяния.
Они не хотят рисковать, чтобы им не
поранить свои сердца, потому что признать
то, что ты ранен - значит признать связь,
войти в союз. Тогда бедный становится
пастырем, который их же и ведёт. Говоря
"да” распятым этого мира, он говорит
"да” Самому Распятому. Говоря "да”
Самому Распятому, говорит "да” распятым
этого мира. Иисус скрывается в лике
бедного. То, что делается для самого
незначительного из Его братьев, самый
небольшой жест любви, делается для
Него, Христа. Иисус - алчущий, жаждущий,
узник, чужестранец, голый, больной,
умирающий. Иисус - угнетённый, бедный.
Жить с Иисусом - значит жить с бедным.
Жить с бедным - значит жить с Иисусом.
Некоторые люди не желают входить в
тесные отношения с людьми, пребывающими
в отчаянии, потому что они слишком
ослеплены своими собственными слезами;
они не слышат кликов бедного, потому
что оглушены шумом своих собственных
желаний, своих собственных планов.
Человек входит в союз с бедным, когда
прилагает усилие не слушать больше
себя, не расстраиваться больше из-за
своих небольших страданий и забот.
Кроме того, иногда некоторые не хотят
знать, кто "их народ”, потому что тогда
появляется ужасающая потребность в их
помощи. Люди становятся ответственными
за свой страждущий и мятущийся народ,
обязанными ответить на его крики и
превозмочь ради него самих себя. Нужно
возрастать в мудрости, в любви и кротости
для того, чтобы можно было лучше служить
и сполна востребовать свой дар, чтобы
народ этот был полон жизни. Теперь люди
знают, за кого отдавать собственную
жизнь.
В сердце бедного присутствует тайна.
Иисус говорит, что всё то, что делается
ради голодного, жаждущего, голого,
больного, пленника, делается ради Него:
Всё то, что делаете одному из братьев
моих самых меньших, для Меня делаете
(Мф. 25: 40). Бедный в своей полной
беззащитности, в своей тревоге и
оставленности уподобляется Иисусу. В
его полной бедности, в его очевидной
ране скрыто пребывает тайна присутствия
Бога.
Тот, кто лишён безопасности и
спокойствия, конечно, нуждается в хлебе,
а после этого хлеба он, прежде всего,
нуждается в присутствии, в другом
человеческом сердце, которое сказало
бы ему: "Мужайся, ты очень много значишь
в моих глазах, и я люблю тебя; ты очень
ценен; надежда существует ". Ему нужно
присутствие, которое открыло бы ему
присутствие Божье, Бога - любящего и
дарующего жизнь Отца. Между Иисусом и
бедным заключён союз. Тайна эта велика.
Моя цель, когда я основывал "Ковчег”,
состояла в создании семьи, общины для
и с теми, кто слаб и беден по причине
умственной отсталости, кто чувствует
себя одиноким и брошенным.
Постепенно я открыл их дар. Сначала
я мог считать себя великодушным. Но,
живя с Рафаэлем, его братьями и сёстрами
я начал понимать свои собственные
пределы и свои сложные разнообразные
мотивировки. Для того чтобы войти с
ними в отношения, нужно было, чтобы я
открыл свою бедность, чтобы я задержал
"свои планы”, если хочу открыть в себе
ребёнка, чадо Божье. Именно так я
обнаружил Союз, связывающий меня с
самыми слабыми и самыми бедными; Иисус
послал меня войти в Союз-Завет, который
Он установил с бедным. Теперь, вместе
с теми, кто пришёл помогать мне и кто
открыл, как и я, благодать в сердце
бедного и самих бедных, мы составляем
народ, великую семью, общину. И мне даже
в голову не может прийти, что я могу
разорвать узы этого единства. Это было
бы величайшей неверностью.
С течением времени я понял, что не
существует противоречия между моей
жизнью с бедными и моей жизнью молитвы
и единения с Богом. Конечно, Иисус
открывается мне в Евхаристии и необходимо,
чтобы я проводил с Ним некоторое время
в уединённой молитве. Но Он открывается
также в жизни с моими братьями и сёстрами.
Моя верность Иисусу выражается в моей
верности моим братьям и сёстрам по
"Ковчегу”, особенно к самым бедным.
Если я проповедую на собраниях и принимаю
на себя роль руководителя, то всё это
происходит по причине Завета; именно
он лежит в основании моей жизни.
Я чувствую, что моё место в Церкви и
в человеческом обществе - идти вместе
с бедными и слабыми; делать так, чтобы
каждый из нас возрастал вместе с другими,
чтобы мы поддерживали друг друга для
того, чтобы быть верными нашему глубокому
внутреннему созреванию, нашему пути к
внутренней свободе, а иногда к большей
внешней самостоятельности.
В "Ковчеге” некоторые люди уже через
несколько дней после своего прибытия
готовы сказать, что они здесь на всю
жизнь. Они чувствуют себя здесь так
комфортно, до такой степени живут здесь
как у себя дома, что уверены в том, что
нашли своё пристанище. У других это
отнимает больше времени; и только мало
помалу они обнаруживают, что находятся
"у себя дома” и что им не нужно больше
искать чего-то другого. Время, необходимое
для окончательного "да”, - своё для
каждого.
Меня всегда сильно поражает страдание
молодых людей. Нечего удивляться, что
некоторые люди должны приложить огромные
усилия, чтобы включиться в жизнь общины.
У многих из них детство было более или
менее несчастным и нестабильным. У
многих пережили ранние сексуальные
опыты, а такие опыты впоследствии
повлекли за собой трудности в социальной
адаптации. Кроме того, сегодня существует
тенденция подвергать всё сомнению,
бояться слов. Многие подпадают под
авторитет. В то же время появляется
такое впечатление, что наш мир изменяется
с ужасающей скоростью; всё движется.
Молодой человек может отдаться чему-либо
сегодня, но как он сможет поступить
завтра? Нужно быть очень терпеливыми
с молодыми людьми, которые, с разных
точек зрения, могут быть неустроенными
и неспособными сказать окончательное
"да”. Но если он находит человека,
который ему доверяет, он мало помалу
поймёт, что такое доверие, и сможет
тогда войти в общину.
Нужно всегда помнить, что для всего
своё время:
* чтобы идти и бежать,
* чтобы остановиться,
* чтобы что-то понять,
* чтобы что-то выбрать,
* время взросления и
* время зрелости.
И никогда не нужно подгонять рост
травы, не считаясь с её природой,
искусственными средствами: так она
может сломаться и погибнуть. Человек
может укорениться в общине только в
том случае, если это соответствует
сокрытому и глубокому желанию его
сердца, свободному выбору. Ибо это
укоренение, как и любая вовлечённость,
включает в себя в некотором смысле
смерть.
Эту смерть можно свободно принять,
только если нас подтолкнёт, или точнее
призовёт, новая жизнь, желающая раскрыться
посредством этого выбора. Это укоренение
представляет собой переход: переход
из подросткового возраста в зрелость.
Это Пасха: смерть ради воскресения. Мы
можем определиться только тогда, когда
определённый рост произошёл внутри
нас благодаря благодати Божьей и тому
чувству, что мы вполне находимся "дома”.
Тогда мы сможем наконец-то сказать
"да”, "аминь”, "да будет мне по слову
твоему” призыву Бога и наших братьев,
Союзу-Завету. Роже Шютц говорит, что
"да” своей окончательной принадлежности
- это стержень, вокруг которого вертится
наша жизнь; это источник, вокруг которого
мы танцуем. Он составляет важную
ступеньку в нашем возрастании к
внутреннему освобождению.
Наш мир всё более нуждается в
общинах-посредниках, то есть в тех
прибежищах для жизни, где человек может
жить и обретать внутреннее освобождение
перед тем, как решиться на тот или иной
шаг. Такие люди не могут и не хотят
оставаться в семье и не удовлетворяются
одинокой жизнью в квартире, в гостинице
или в семье работающих молодых людей.
Им нужно место, где они могут найти
внутреннее освобождение посредством
сети отношений и дружбы, где они могут
быть на самом деле самими собой, не
пытаясь ни казаться, ни претендовать
на то, что они отличны от тех, кем они в
действительности являются. В этих
общинах-посредниках они могут снять с
себя то, что преграждает им путь и мешает
открыть глубину своего собственного
бытия. Только тогда, когда они "выставлены”
бедным людям и новым ценностям, они
свободны выбрать и сформулировать
проект на самом деле личный, который
не является ни проектом их родителей
или тех, кто их окружает, ни противоположностью
этого проекта, но проектом, рождённым
подлинным выбором жизни, который
отвечает их устремлениям или их
призванию.
А так как община может быть таким
"местом-посредником”, нужно, чтобы
она включала в себя некоторое количество
людей, для которых она стала местом
окончательного выбора. Многие молодые
люди идут в "Ковчег”, оставив школу,
Университет или работу, которая отныне
их не вполне удовлетворяет. Они находятся
в поисках. Через несколько лет они
обнаруживают, кем они на самом деле
являются и чего желают. Тогда они могут
или войти в чисто религиозную общину,
или жениться, или вернуться на работу
или к занятиям, и это всё уже вполне
осознанно.
Кто-то решает остаться. Община больше
не является местом его исцеления,
местом, где он хорошо себя чувствовал,
был счастлив, но местом, в котором он
решил пустить корни, потому что открыл
призыв Божий и весь смысл общинной
жизни с умственно и физически отсталыми
людьми. Его личный проект смешивается
с проектом общины и он не чувствует
больше, что просто принимает тот проект,
который оставили общине другие люди.
У него теперь тоже личный проект:остаться
в общине.
Я всё больше отдаю себе отчёт в том,
что многие люди, живущие в общине ещё
очень незрелые в эмоциональном плане.
Может быть, они страдали от недостатка
горячей любви, когда были маленькими
и, прежде всего, от недостатка настоящих
и доверительных отношений с родителями.
Они ищут любви, озабоченные и зависимые
от своих отношений с людьми другого
пола.
Этим людям община нужна для того,
чтобы возрастать к настоящей зрелости;
им нужно гнездо, которое давало бы
уверенность; им нужна компания, полная
к ним нежной любви, с которой они могли
бы установить без какой бы то ни было
боязни глубокие отношения, и им нужны
старшие, которые отдавали бы им какое-то
время, чтобы послушать их.
Одна из первых целей общины - это цель
быть именно "этим” местом, которое
сообщает уверенность и любовь, в котором
неженатые люди смогли бы найти
эмоциональное равновесие, чтобы женатые
люди были там как "дома”. Те, кто принял
безбрачие для того, чтобы ответить на
призыв Иисуса и бедных, нуждаются в
этой нежной компании, чтобы жить в
радости. Им нужен определённый ритм
жизни, следуя которому они смогли бы
ответить на молчаливый призыв Иисуса
и спокойно встречать братьев и сестёр
В нашу эпоху рождается великая
надежда. Я встречаю всё большее число
молодёжи и в частности молодые семьи,
обнаруживающие, что их нынешняя жизнь
и труд бесчеловечны. Конечно, они
зарабатывают много денег, но вычитают
их из своей семейной жизни. Они
возвращаются домой только поздно
вечером, их выходные часто заняты
деловыми встречами, их дух захвачен
этим конкурентным миром. Они прилагают
большие усилия, чтобы обрести необходимый
внутренний покой для того, чтобы спокойно
жить в семье. Они отдают себе отчёт,
что, становясь сверхдеятельными, они
пренебрегают тем, что находится в
глубинах их бытия.
Некоторых подхватывает ход
обстоятельств, которые приводят их к
профессиональному росту; они боятся
бросить работу, потому что тогда рискуют
не найти больше соответствующей работы,
и не хотят потерять материальные
преимущества. Но другие отдают себе
отчёт в тяжести ситуации: семейная
любовь и желание Бога для них более
важны, чем желание обладать и достигнуть
престижа на профессиональном поприще.
Они ищут более человечной и более
христианской жизни. Они мечтают жить
в общине.
Однако, перед тем как войти в неё,
было бы полезно, чтобы они проверили
свои основания. Бесчеловечную ли работу
хотят они оставить? Более ли тёплой
семейной жизни желают они? Или же на
самом деле они ищут общинную жизнь со
всеми её проблемами? Было бы хорошо,
если бы они начали искать более простую
работу, менее оплачиваемую, но которая
давала бы им больше свободного времени,
и мало помалу они смогут понять, с чем
их сердце. Может быть, им следует больше
времени уделять деятельности в приходе
или в своём квартале! Однажды, когда
они обретут новое равновесие в жизни,
они смогут подумать о том, чтобы
поучаствовать в жизни общины. Тогда
это больше не будет мечтой, но завершением
естественного пути.
Да, сегодня рождается новая надежда.
Некоторые мечтают о христианской
цивилизации, существовавшей некогда;
мечтают о рыцарстве; они чувствуют силы
эгоизма, ненависти и насилия, которые
проникают повсюду. Иные хотят
воспользоваться этими силами насилия,
чтобы полностью уничтожить старый мир,
мир частной собственности и богатств
буржуазии. Наконец, третьи видят в
упадке нашей цивилизации семена нового
мира.
Индивидуализм и технический прогресс
пошли дальше; они обесцветили иллюзии
о лучшем мире, основанном на экономике
и технике. По причине этого упадка
некоторые человеческие сердца вновь
рождаются и открывают, что в них находится
- не вне них - надежда, что они могут
сегодня любить и создавать общину,
потому что они верят в Иисуса Христа.
Подготавливается новое рождение. Скоро
родится множество общин, основанных
на поклонении и на самоотречении ради
бедных, которые будут связаны между
собой и с великими обновлёнными общинами,
которые выходят из глубины десятилетий,
а иногда веков. Да, рождается новая
Церковь.
В нашу эпоху, которой присуще столько
недоверия, столько расторгнутых браков,
сломавшихся отношений, детей, восстающих
против родителей, людей, давших обеты
и не ставших верными, нужно, чтобы
рождалось всё больше общин, знаков
доверия. Временные общины студентов,
друзей, создающихся на некоторое время,
важны и могут стать знаками надежды.
Но общины, в которых члены живут в союзе
с Богом, между собой и, прежде всего, с
бедными, которые их окружают, ещё более
важны. Они становятся знаками верности
Богу.
Еврейское слово hesed выражает две
реальности: верность и нежность. В нашей
цивилизации мы можем быть нежными, но
неверными, как можем быть верными, но
не нежными. Любовь к Богу одновременно
представляет собой и нежность и верность.
Наш мир ждёт от общин нежности и верности.
И они рождаются.
Есть люди, у которых жизнь с другими
вызывает большие трудности. Им нужна
уединённость, большое чувство свободы
и, прежде всего, отсутствие какого бы
то ни было напряжения. Они совершенно
не должны чувствовать давления, на него
они реагируют депрессией или
агрессивностью. Они часто являются
людьми очень чувствительными и чуткими,
у которых, вполне возможно, очень щедрое
сердце. Они не смогли бы перенести
трудностей общинной жизни. Они призваны
жить скорее в одиночестве и с несколькими
избранными друзьями. Они не должны
думать, что, не будучи призваны к общинной
жизни, у них нет ни своего места, ни дара
или призвания. Их дар другой. Они призваны
быть свидетелями любви другим образом.
Они живут особым видом общинной жизни
с друзьями и группами, с которыми они
регулярно встречаются.
Общинная жизнь представляет собой
до некоторой степени путь по пустыне
к обетованной земле, к внутреннему
освобождению. Еврейский народ начал
роптать на Бога только после перехода
через Красное Море. До этого он был
поражён чрезвычайными событиями; его
пробудило приключение, вкус риска, и
всё это казалось предпочтительней
бремени рабства.
И только позднее он возроптал на
Моисея, забыв, каково находиться под
тиранией египтян, после того, как
чрезвычайные события уступили место
обычным и постоянным ежедневным
обстоятельствам. А их было достаточно.
Легко поддерживать пламя героизма
в момент основания общины; потребность
борьбы с окружающей средой призывает
щедрые сердца к действию. Она не позволяет
упасть духом.
Значительно труднее, когда месяцы и
годы проходят, а ты сравниваешь себя
со своими пределами. Воображение больше
не пробуждается героическими событиями,
а ежедневный опыт кажется приевшимся.
Очень скоро те вещи, от интереса к
которым ты уже казалось бы избавился,
возвращаются как обольстительницы:
удобство, закон наименьшего действия,
потребность в безопасности, страх перед
волнениями. И больше нет сил сопротивляться:
уже нет тех сил, чтобы контролировать
свой язык и для того, чтобы прощать;
воздвигаются барьеры, и ты замыкаешься
в себе.
Злые языки говорят, что община
начинается с тайны, а заканчивается
бюрократией. К сожалению, это отчасти
верно! Вызов, обращённый к созревающей
общине, - приспосабливать свои структуры
таким образом, чтобы они всегда были
направлены на служение личному росту
людей, основополагающим целям общины,
а не на служение традиции, которую нужно
охранять и ещё менее на служение лидеру
или своему престижу, который нужно
оберегать.
Община, являющаяся лишь ракетой
героизма, - не настоящая община. Эта
последняя включает в себя определённый
образ жизни, личную позицию, стиль жизни
и особый взгляд на реальность; она
включает в себя, прежде всего, доверие
к ежедневным обстоятельствам. Эта
повседневная реальность состоит из
простых задач: приготовить обед, пачкать
и мыть посуду, ставить её на место,
участвовать на собраниях. Она состоит
из даров, радостей и праздников.
Община создаётся только тогда, когда
её члены договорились не совершать
великих подвигов, не быть героями, но
каждый день переживать с новой надеждой,
как дети смотрят с удивлением на восход
солнца и благодарят за его заход. Она
создаётся только тогда, когда они
признали, что величие человека состоит
в признании своей скудости, своего
человеческого состояния, своей земли
и в благодарении Бога за то, что он
вложил в это ограниченное тело семена
вечности, которые проявляются через
ежедневные небольшие жесты любви и
прощения.
Красота человека заключается как
раз в этом доверии к чуду каждого дня.
Один их признаков жизнеспособности
общины - создание связей. Община которая
замыкается в себе самой, умрёт от удушья.
И напротив, живые общины соединяются
с другими, создавая широкую сеть любви
к миру. И поскольку есть только один
Дух, который вдохновляет и животворит,
то общины, которые рождаются и вновь
рождаются по вдохновению, походят друг
на друга, даже не зная друг о друге.
Семена, которые Он сеет посредством
мира, как пророческие провозвестники
завтрашнего дня обладают общим духом.
Для общины умение завязывать дружбу с
другими является признаком зрелости;
она осознаёт собственную самобытность,
ей не нужно сравнивать себя. Она любит
даже те неповторимые черты, которые
отличают её, потому что каждая община
обладает своим собственным даром,
который должен развиться. Эти общины
восполняют друг друга в Церкви; они
нужны друг другу. Они все ветви той
единой общины, которой является Церковь,
мистическое Тело Христа. Он - та
виноградная лоза, на которой отдельные
общины являются ветвями.
Каждая из этих общин обладает своей
харизмой, своим образом жизни, своими
правилами, своим Уставом. Каждая в своём
роде единственная. Есть общины, основанные
на поклонении, на молчаливой и
созерцательной молитве: очень много
монастырей начинает скорее в
бессловесности; они живут традицией,
восходящей к св. Бернарду или св. Терезе
Авильской. Сродни им общины Малых Сестёр
и Малых Братьев Иисуса, пребывающих в
молчании и молитве, живущих в трущобах
и резервациях по всему миру. Их созерцание
связано очень непосредственным образом
с присутствием бедных.
Затем существует множество молитвенных
общин, более-менее связанных с
харизматическим обновлением, в которых
люди живут для того, чтобы молиться,
несмотря на то, что очень сильно укоренены
в обществе. Существуют дома милосердия,
рассеянные по всему миру, имеющие своей
целью принимать тех, кто желает обрести
уединение. Дом Мадонны, основанный
Екатериной Дохерти, - другой пример
христианской общины, основанной на
молитве. Существуют экуменические
общины, как, например, Тэзэ. Затем есть
общины, чей приоритет - и забота о самых
бедных, как, например, общины Братьев
и Сестёр Миссионеров Милосердия,
основанные Матерью Терезой Калькуттской
и Братом Андре. Некоторые общины в
большей мере вовлечены в социальный
контекст, например, американское
движение Catholic Worker.
Лично я чувствую, что меня привлекают
общины, укоренившиеся в самых бедных
кварталах или принимающие тех, кто
глубоко поранен: алкоголики, бывшие
заключённые, молодые, но уже потерянные
наркоманы, молодые преступники и
умственно больные. Не всегда в них много
радости и беззаботности, в этих общинах,
но часто - великое доверие и глубокое
понимание того, кто ранен страданиями.
Лица тех, кто там работает, часто покрыты
морщинами из-за усталости. У них нет
времени участвовать в конгрессах; у
них редко происходят красивые литургии,
не говоря уже о праздниках. Часто они
могут присутствовать только на части
мессы, потому что их работа очень тяжела.
Но в этих общинах ощущается присутствие
Христа, близкого тем, кто отвержен и
изранен.
Когда я думаю обо всех общинах во
всём мире, об их борьбе за созревание,
об их жажде ответить на призыв Иисуса
и бедных, я отдаю себе отчёт в потребности
во вселенском пастыре, пастыре, жаждущем
единства, проницательном, заботящемся
об общинах и поддерживающем всех людей.
Общины рождаются, достигают зрелости,
затем часто приходят к затуханию и
умирают. Нужно только посмотреть на
историю религиозных общин: первоначальные
проявления энтузиазма, щедрости
исчезают, мало помалу они "утрясаются”,
в них просачивается посредственность,
а нормирование распорядка и закон берут
верх над духом. Посредственные общины
больше не привлекают и исчезают.
Важно схватить в общине её критерий
верности, который делает так, что дух
остаётся или что община начинает
отклоняться.
Мне кажется, что существует по большому
счёту две причины, впрочем взаимосвязанные,
которые вызывают отклонение от целей:
с одной стороны, поиски уверенности
или усталость от неуверенности, а, с
другой стороны, недостаток верности
начальному видению, которое определяло
дух основания.
Когда община имеет достаточное число
членов для того, чтобы обеспечить все
задачи, когда хватает материальных
средств, она может позволить себе
расслабиться. У неё крепкие структуры.
Она обладает определённой уверенностью.
Именно в этот момент появляется
опасность.
В "Ковчеге” наша верность заключается
в жизни с отсталыми людьми по духу
Евангелия и Заповедям Нагорной Проповеди.
"Жить с” не то же самое, что”делать
для”, это не означает просто есть за
одним столом или спать под одной крышей.
Это включает в себя создание отношений
бескорыстности, истины и взаимозависимости,
умение слушать отсталых людей, признавать
их дары и поражаться ими. В тот день,
когда будут только профессионалы и
врачи, которые будут воспитывать и
заботиться о наших отсталых, больше не
будет "Ковчега”, даже если "жить с”,
конечно же, не исключает этого
профессионального аспекта.
У других общин критерий верности
другой: для сестёр Матери Терезы -
приносить помощь самым страждущим и
отверженным людям; для Малых Сестёр -
в жизни ради самых бедных; для
созерцательных общин - в созерцании и
молчании; для иных - в жизни в бедности.
Нужно, чтобы каждая община хорошо знала,
в чём заключается её верность своему
призванию, основополагающему видению
вещей. Если она отклоняется от этого
призвания, вся община погибнет, потому
что самое главное разрушится.
Я глубоко убеждён, что человек
решительного действия не может ничего,
если не опирается на людей, предлагающих
свои страдания, свою неподвижность и
свою молитву, чтобы он мог отдать жизнь.
Старик или больной, предложивший себя
Богу, может стать в общине самым
драгоценным человеком, "громоотводом”
благодати. Есть тайна в таинственной
полезности этих людей с разбитым телом;
кажется, что они проводят свои дни,
ничего не делая, но они пребывают в
присутствии Божьем. Неподвижность
обязывает их держать сердца и глаза
устремлёнными на самое главное, на сам
источник жизни. Их страдания и агония
плодотворны; они становятся источником
жизни. Из пробитого сердца Иисуса
вытекли вода и кровь, знаки общины
верующих, составляющих Церковь. Из
Креста излилась жизнь; смерть преобразилась
в Воскресение: тайну жизни, рождённую
смертью.
Однажды я пошёл вместе с сёстрами
Матери Терезы в трущобы Бангалора,
помогая им заботиться о прокажённых.
Язвы прокаженных источали скверный
запах и, по-человечески, всё это было
крайне неприятно. Но в глазах их
проглядывал свет. Я не мог делать ничего,
только держал используемые сёстрами
инструменты, но мне нравилось быть там.
Их взгляды, их улыбки, казалось, проникают
внутрь и обновляют меня. Когда я ушёл,
сердце моё было исполнено невыразимой
радости, которую дали мне прокажённые.
Улыбка бедного, взгляд отчаявшегося,
сверкнувшие перед моим взглядом,
преображают моё сердце. Они пробуждают
новые энергии из самых глубин бытия.
Кажется, что они разрушают какие-то
барьеры и поэтому несут в себе новую
свободу.
Они подобны взгляду и улыбке младенца:
может ли им сопротивляться самое
жестокое сердце? Контакт или встреча
со слабым - одно их самых основных
подкреплений жизни. Когда мы позволяем
дару его присутствия проникнуть в нас,
он вносит в наше сердце что-то драгоценное.
Когда живёшь в общине и повседневная
жизнь исполнена рвения и пыла, совершенно
необходимо иметь время для уединения,
чтобы помолиться и встретить Бога в
молчании и в покое. Если нет, то локомотив
активности не удаётся больше остановить
и человек уподобляется курице с
отрубленной головой, которая по инерции
продолжает движение в никуда. (продолжение следует)
|